БОГАТСТВО В СТАРИНУ
Образ миллиардера, который мы пытались обрисовать во введении, характерен, по сути дела, только для современного мира. Его появление связано с двумя феноменами, возникшими в XIX в., но развившимися и окончательно утвердившимися лишь в XX в.: капитализмом, который, в свою очередь, был порожден появлением промышленности, и массовой прессой, возникшей во Франции не ранее эпохи «Пти-Журналь», то есть в первые годы Третьей Республики.
До того времени газеты и журналы слишком мало читались, а система сообщения новостей была слишком примитивной, чтобы между отдельной личностью и обществом мог возникнуть диалог, и какой-нибудь человек, подобно, нынешним, миллиардерам, постоянно, и, во, всех, мелочах, жизни, оставаясь, на, глазах, всего, света, имел возможность превратиться в героя прессы и супер-звезду последних известий. Кроме того, сколь бы ни были богаты некоторые исторические персонажи, сама структура собственности в прежние времена настолько отличалась от современной, что самих этих персонажей никак нельзя сравнивать с нашими набобами. Даже если богатство накапливалось благодаря торговле или банкам, оно непременно заключалось в земельной собственности и было плотью от плоти общественного организма, подчиняясь при этом старинным и довольно сложным правилам.
Постоянное место в социальной иерархии
Все эти изощренные спекулянты-Жаки Кёры, Фуке и Медичи-были отнюдь не просто деловыми людьми, которые жонглируют на бирже анонимными капиталами. Они вкладывали свои деньги в зам¬ки и сеньориальные владения и, благодаря этому, сами становились сеньорами, владетелями вотчин, населенных крестьянами, в отношениях, с которыми они соблюдали взаимные обязательства, унаследо¬ванные еще от Средних Веков. И если их богатства достигали уж совсем невероятных размеров, они становились принцами, владе¬тельными князьями, чья первейшая обязанность состояла в управле¬нии городом, осуществлении правосудия и защите тех, кто вскоре должен был стать их подданными.
Богатство ни в коей мере не ставило этих людей вне общества. Оно только позволяло им забраться на вершину пирамиды, где, од¬нако, положение их оказывалось весьма шатким, о чем зачастую и свидетельствует жизнь наших героев. По самому духу тех старых времен, в экономической и социальной системе Европы было немыслимо, чтобы личность существовала вне иерархии. Для общества эпохи Людовика XIV Фуке — прежде всего супер интендант финансов и лишь во вторую очередь-сказочно богатый человек. Зато че¬рез двести лет Ротшильд уже, прежде всего миллиардер: его имя неотделимо от биржи, ажиотажа, спекуляций на железных дорогах и
анонимных денег. Большинство даже не подозревает, что он, также управляющий Банком Франции и, кроме того, занимает при правительстве ту или иную официальную должность.
Разница между этими двумя людьми весьма показательна. Крез эпохи абсолютизма не выделяется из общей иерархии и может стать нарушителем социального порядка только в том случае, если подо¬зрительному монарху покажется чрезмерным его престиж. Богатства всех министров в век Короля-Солнце таковы, что сегодня, по про-шествии времени, они кажутся нам просто скандальными. Но в ту эпоху, если у самих обладателей богатств не возникало искушения «высунуться из своего ряда», никто и не думал осуждать их. Крез же капиталистической эры существует как бы в стороне от общества, вне его норм, правил и иерархий. Конечно, все знают, что он завсег¬датай коридоров власти и может иметь решающее влияние на поли¬тику страны. Часто именно это и ставят ему в вину. Но он всегда вы¬глядит как чужеродное тело при власти, которое оказывает на нее незаконное и таинственное воздействие. Поэтому весьма рискованно ставить в один ряд миллиардеров XX века и «миллиардеров* (ус¬ловно говоря) прошлых столетий. Сравнивать можно лишь то, что поддается сравнению.
Нам представляется небесполезным предварить нашу галерею по¬ртретов, взятых из последних двух веков, несколькими знаменитыми персонажами времен более отдаленных. Хотя ни Фуке, ни Жака Кёра, ни Медичи нельзя причислить к «порождениям средств массо¬вой информации», каковыми были какой-нибудь Онасис или Бер-нар Тапи, и хотя невозможно видеть в них «миллиардеров* в совре¬менном смысле этого слова, все же приключения, а часто и злоклю¬чения их жизни не менее показательны для традиционного отноше¬ния западного христианства к деньгам.
Анафема деньгам
Деньги позорят, и обладание ими по сей день вызывает в памяти древние проклятия. В Средние Века Церковь предавала анафеме ростовщичество и ростовщиков, оставляя это гнусное занятие лом¬бардцам, жителям Кагора и прежде всего евреям, которые извлекали из сего занятия баснословные барыши и катастрофическую репута¬цию. «Получив даром, даром и отдайте». Тогда профессия банкира казалась в вопиющем противоречии с этим евангельским предписа¬нием. Отдача денег взаймы должна основываться не на выгоде, а на милосердии. Конечно, с течением времени и вследствие экономичес¬ких причин Церковь несколько ослабила строгость этого запрета. Чтобы возместить утраченную прибыль из-за длительного омертвле¬ния капиталов, а также риск заимодавца, она позволила брать скромное вознаграждение. Но это послабление было все-таки весьма ограничейным. В принципе, одалживание денег под проценты приравни валось к ростовщичеству, и сохранялось запрещение жить на доход1 с капитала под страхом быть отлученным от Церкви.
Однако, начиная с XVI в., развитие торговли, возникновение предкапиталистической экономики и влияние Реформации посте¬пенно заставили христиан позволять себе вольности с теми евангель¬скими заповедями, которые слишком уж мешали денежным делам. И все-таки страх потерять репутацию продолжал преследовать лю¬дей. «Денежная язва не смертельна»,-именно так они пытались уте¬шить себя. Но множество народных поговорок и легенд в течение веков поддерживали такое мировосприятие, при котором главным совратителем душ и всего общества считался «великий денежный дьяволъ».
Плата за миллионы
Христианские проповеди и народная мудрость в один голос напоминают, что Фортуна капризна, и колесо ее, в конце концов, непременно раздавит того, кто был, взыскиваем благодеяниями ее. Деньги — это отравленный дар Злого Духа, от которого человек может ждать лишь своей погибели. Рано или поздно, но тщеславие собирающего богатства мира сего будет наказано. Поэтому публика смотрит на Креза как на канатоходца, с интересом ожидая, когда он упадет. Весьма показательно, что во Франции легенды о достигших богатст-ва сохраняются, прежде всего, благодаря их окончательному краху. Как будто во всей жизни этих людей только крах и заслуживает внимания. В этом отношении горе тем миллиардерам, которые миллиардерами и умерли — неблагодарное потомство забывает о них. Многие министры при Старом Порядке, начиная с Мазариии, накопили значительно больше богатств, чем Фуке или Жак Кёр. И только потому, что на их долю не выпала впечатляющая финальная катастрофа, они уже никогда не попадут на Олимп Фортуны. Ведь у нас полагается, чтобы сказочно богатые нувориши, подобно Крезу, были обречены, стать жертвой на костре собственных амбиций. И пока они раздуваются как лягушки из басни, на них смотрят с интересом, но и с нетерпеливым ожиданием, когда же они, наконец, лопнут и заплатят этим за свою дерзость.
Такой склад ума, унаследованный от прошлых веков, значительно больше, чем можно предполагать, присущ нашим современникам. Что касается самих миллиардеров, то отношение к ним общества всегда двойственно: к восхищению артистом примешивается и немного зависти; если он падает, о нем сожалеют, но все-таки тайно радуются, что он оказался таким же, как и обычные люди.