Связанные практически лишь с сельскохозяйственными факторами экономические кризисы до промышленной революции были в определенной степени ограничены во времени и в пространстве. Какими бы тяжелыми они ни оказывались, они никогда не принимали общемирового размаха и характера, какой приобрели на исходе XIX в. с развитием крупной промышленности и капиталистической системы. При этом типе экономики очень многие факторы способствуют усилению и интернационализации кризиса.
Свободная циркуляция капиталов, взаимозависимость денежных и банковских систем, нарастание взаимообменов вот те явления, которые, способствуя увеличению динамизма экономики, в то же время способствуют появлению в ней катастрофических сбоев. С самого своего возникновения и в продолжение всего XIX в. свободный капитализм знал более или менее тяжелые кризисы, но никогда еще они не обретали размеров общего краха капиталистической системы, как это произошло в 1929 г.
Кризис 1929 г. был самым тяжелым из всех, что потрясли капиталистический мир. Многих финансистов он вынудил совершить самоубийство, пролетариат был низвергнут в нищету, а мир полетел ко Второй мировой войне. Разразился он, как гром с ясного неба. Трагедия, потому что это действительно была трагедия, случилась совершенно неожиданно в четверг 24 октября. То был знаменитый «черный четверг», который навсегда останется мрачной вехой в истории капитализма. При признаках некоторого незначительного снижения в предшествующие дни курс акций на бирже Уолл-Стрит вдруг покатился вниз. В атмосфере паники, столь же внезапной, сколь и необъяснимой, на рынок были выброшены тринадцать миллионов акций. Они потеряли от 30-ти до 50-ти процентов стоимости, а в следующую неделю падение курса шло с удвоенной быстротой, был поставлен новый рекорд в продаже акций, число которых перевалило за шестнадцать миллионов.
Невозможно даже представить себе количество банкротств, разорившихся фирм, закрывшихся банков, людей, покончивших с собой, а главное, потерявших работу в результате падения курса. Чтобы продемонстрировать размер катастрофы, приведем несколько цифр. Между 1929 и 1933 гг. индекс промышленного производства в США упал со 100 до 48,7 %; цена на хлопок снизилась с 17,65 до 6 центов, зерна — с 98 до 40; объем промышленной продукции в Германии и США уменьшился наполовину, а во всем мире составил 36 % от уровня на период, предшествующий кризису; если принять индекс биржевых ценностей до *черного четверга» за 100, то в Англии он снизился до 60, во Франции — до 47, в Германии — до 40, а в Соединенных Штатах — до 25! Что до безработных, то в Америке их число достигло двенадцати миллионов, а в Германии-шести.
Разруха воспринималась тем более тягостно, что наступила после периода эйфории. Все десять лет, последовавшие за окончанием Первой мировой войны, западные страны в своем развитии базировались на экономическом либерализме, который столь успешно обеспечивал процветание в XIX в. Технический прогресс, стремительность, с которой, казалось, шла реконструкция промышленности, создавали иллюзию, что наконец-то наступило процветание. Уверенное в будущем американское правительство позволило обществу ринуться в совершенно фантастические биржевые спекуляции и злоупотреблять кредитом. И вскоре количество ценностей, находящихся в обращении, значительно превзошло действительное богатство страны.
Чтобы выйти из положения, правительства предприняли драконовские и зачастую катастрофические меры, которые заключались в более или менее полном отказе от экономического либерализма, то есть в усилении влияния государства в ущерб частной инициативе.
Почти во всем мире на миллиардеров указывали пальцами и обвиняли их, впрочем, зачастую с полным основанием, в том, что они являются подлинными виновниками бед, которые переживает общество. Рокфеллер в Соединенных Штатах, мифические «двести семейств» во Франции пережили, как и многие другие, неприятные мгновения, но в большинстве своем сумели выпутаться из затруднительного положения.
